Ури Нисан Гнесин

Это четвертая статья из цикла «Почеп, каким вы его не знали». Если вы не читали предыдущие, то рекомендуем сначала прочесть первую (о неизвестном Почепе) и третью статьи (про Йосефа Хаима Бреннера).
Ури Нисан Гнесин известен как поэт, писатель и талантливый переводчик рубежа XIX-XX веков. Большую часть своей жизни он провел в Почепе.
Гнесин наравне с Йосефом Хаимом Бреннером считается пионером художественной литературы на иврите, в частности, переводил на этот язык произведения Чехова. Можно сказать, что литература на иврите в то время была иноязычной периферией русской литературы. Большинство ее авторов жили в Российской империи, и действие их произведений происходит в знакомых нам городах и местечках. Эта литература может многое рассказать о нашей собственной культуре, но она в большинстве своем не переведена на русский язык. И еще одна важная деталь: все диалоги между героями на иврите авторам приходилось “воображать”, “выдумывать”, представлять, какими они могли бы быть, так как иврит в то время не был разговорным языком. Единственным носителем иврита как родного языка был живущий в Палестине Итамар Бен-Ави (он был сыном Элиэзера Бен-Йехуды, человека, посвятившего жизнь возрождению разговорного иврита).

Ури Нисан Гнесин родился 29 октября 1879 года в Стародубе в семье раввина Иешуа Натана Гнесина. (В разных источниках можно встретить две даты рождения Ури Нисана — 1881 год и 1879, мы будем придерживаться второй версии, т.к. профессор Анита Шапира указывает, что Гнесин был на два года старше Бреннера, родившегося в 1881 году; кроме того, 1879 год фигурирует в большинстве ивритоязычных источников). Вскоре семья переехала в Почеп, где и прошло детство Ури Нисана. Здесь он учился в хедере (начальная еврейская школа), а затем в иешиве (старшая еврейская школа для мальчиков) вместе с Иосифом Хаимом Бреннером. Гнесин получил ортодоксальное образование и воспитание, но при этом активно сам себя образовывал, изучая светские предметы.

Он очень рано начал писать и заниматься редактурой. В 15 лет вместе с Бреннером в Почепе начал издавать литературную газету для небольшого числа друзей и читателей. В 1900 году редактор газеты “А-Цфира” (“Заря”), познакомившись с произведениями Гнесина, пригласил его в Варшаву. Ури Нисан переехал в Польшу, где некоторое время работал в редакции газеты, в ней же публиковал стихи, литературную критику, рассказы и переводы.

В 1906 году Гнесин и Шимон Быховский основали в Почепе издательство «Нисионот» («Опыты»), собираясь с его помощью публиковать переведенные на иврит произведения русской классики, а затем и оригинальные произведения. В следующем письме рукой Гнесина перечислены переводы произведений Чехова, которые планировались к публикации:
1) «Талант» и «Рассказ г-жи NN»;
2) «Свирель» и «Счастье»;
3) «Болото» («Тина») и «Аптекарша»;
4) «Дом с мезонином» и «На подводе»;
5) «Страх» и «Тоска»;
6) «Человек в футляре» и др.;
7-9) «Скучная история»;
10) «Черный монах». 

Гнесин даже обращался к Ивану Бунину в поисках подходящего портрета Чехова, который бы открывал первое издание переводов.
Брошюра переводов Чехова была издана в 1906 году, а уже в 1907 году деятельность издательства “Нисионот” была прекращена ввиду различных трудностей. Гнесин уехал к своему другу Йосефу Хаиму Бреннеру в Лондон, где помогал издавать еврейский журнал. Но не прошло и года, как друзья рассорились, и Ури Нисан предпринял попытку переселиться в Палестину. Впрочем, там он тоже не смог обосноваться и в 1908 году вернулся в Россию, в Почеп, где провел 4 года.
В 1912 году Гнесин снова уезжает в Варшаву, где занимается переводами. Через год, в возрасте 33 лет, он умирает. После его смерти Йосеф Хаим Бреннер написал о нем краткий очерк. Там есть такие строки (перевод Зои Копельман):

«Между нами всегда были настоящие, глубинные какие-то отношения – с первого дня нашего знакомства, однако предстают они теперь пред моими глазами, словно сквозь туман. Как охарактеризовать их? Любовь? Вне всякого сомнения. По крайней мере, с моей стороны как можно было не любить этого утонченного, высокого и чувствительного человека с кристальной душой? Особенно в юности. У него тогда были такие грациозные движения, врожденное какое-то благородство и наряду с этим простота и сдержанность, на грани застенчивости шестилетней девочки. <…>
Была любовь, была, вне всякого сомнения. Преклонение? Его, пожалуй, было поменьше, особенно после того, как мы оба столкнулись с тем, что называют “жизнью”. Кажется, что рядом с завистью, с ревностью, от которой не уйти, которая жжет и гложет, оттого что он настолько выше и талантливее меня, гнездилось в моей душе также ощущение, что в чем-то он слабее меня, что он менее меня способен выразить внутренний мир своей души. И в том, что касается трудностей внешней жизни, он был менее чем я, приспособлен к борьбе за существование. Слишком уж он был благородного происхождения, слишком нежен, и так недоставало ему железной твердости и упорства, чтобы я мог перед ним преклоняться».
Могила Ури Нисана Гнесина находится на еврейском кладбище Варшавы.

Вот отрывок из рассказа “В садах” Ури Нисана Гнесина. Описание природы здесь действительно напоминает картину импрессионистов: всполохи света, блики, воздушность и, при этом, отчетливо ощущаемое состояние грусти и меланхолии. И, вполне возможно, что перед нами описание окраины Почепа и Судости:

“Белесая рябь расцвела и надвинулась, заволокла утренний солнечный диск, и озаренность вокруг поблекла. Золотистые бляшки, все те, что мерцали и искрились, как вода, движущаяся неспешно, над которой плескались они, как бы с детской милой шаловливостью, — пугливо вдруг затрепетали и вмиг погасли. И пышный луг, что слева, отрадно так, спокойно ликовавший только что в зеленом блаженстве, дразнивший новое солнце желтизной своей и яркостью, и белизной цветения, заметил вдруг, в великом смятении, как исчезают каменья-самоцветы — солнечные блики, и смех его потух. И вот явился ветер, потянуло холодом. Из ближней деревни, как видно, протяжно, сипло прокричал петух, и камыши, что у реки, зашуршали, зашептались.

Я вздрогнул от внезапной прохлады, и остаток тревожного сна отлетел от меня окончательно. Спасаясь от холода, я засуетился, надел пиджак, который служил мне подушкой в изголовье, и вчуже отчасти оглядел эту мрачную, наморщившуюся от озноба поверхность воды. Я озирался, отыскивая глазами зеленый железный мост, возле которого оставил лодку — ее прибило туда течением, когда усталость окончательно сломила меня, — но тот был, похоже, уже далеко позади, так что и видеть его стало невозможно, а лодка лениво покачивалась, запутавшись во влажных камышах справа, где выше по берегу сплошь тянулись цветущие огороды. То звонкое кваканье, привычно оглушавшее меня, как проплывал я под мостом в тот самый час, когда на востоке начинала светлеть узкая полоска рассвета, тоже вовсе утихло. Вокруг уже дышала во всей своей мощи утренняя тишина полей, та, которой, чтобы завладеть вполне телом и чувствами человека, недостает лишь пылающего полуденного жара, а в реке недвижно плавали желтые кувшинки, и клочки тумана белели над водой, и были немы, и вздрагивали от прикосновения мрачных струй. Вот откуда-то прокричала птица и тотчас пропала, а в красных цветах мака, тех, что обрамляли картофельное поле, трещал, временами смолкая, кузнечик.

Клочок тени, в котором пряталась моя лодка, дышал сырой рассветной прохладой, ноздри мои заполнил острый животный запах влажной земли и сочных листьев. Я взялся за весла и выплыл на середину реки. Та постепенно озарялась светом, и пятна чистого золота мерцали тут и там на поверхности темной воды. Поначалу все, что вокруг, показалось мне немного странным. Милой и такой близкой была мне всегда моя родная река, тишина и красота ее пленяли сердце. Но нескольких лет странствий оказывается порой достаточно, чтобы изгладить из памяти человека вещи и куда более важные для него, чем эти. Легкого перемещения было достаточно, чтобы и милая река стерлась в разбереженном сознании взлелеянного ею ребенка. На порядочном расстоянии отсюда, на широком лугу, что слева от меня, увидел я вздымающуюся вверх трубу, окутанную черным дымом, а за огородами, раскинувшимися справа, далеко за нежной березовой рощей, белеющей на вершине замыкающего их холма, возносилась сияющая стеклянная башенка и серебрилась в воздухе. Я совершенно позабыл тогда, что эта штука, которую не раз мне случалось видеть и прежде, торчит над расположенным близ деревни графским замком, и что все деревья вокруг тоже принадлежат ему, и огороды, сбегающие по склону холма, — его собственность <…>”.* (Перевела Светлана Шенбрунн)

*Возможно, Гнесин описывает Бумажную мануфактуру К.П.Клейнмихеля (на широком лугу слева от реки) и его же имение в Речице (“графский замок” справа от реки). Зеленый железный мост, упоминаемый ранее, предположительно, мост через Судость, по которому сейчас проходит трасса А-240:

Полное собрание сочинений Гнесина было опубликовано в Варшаве в 1914 году, затем в Тель-Авиве в 1946 году (3 тома) и в 1982 году (2 тома).
Ныне существующие переводы на другие языки: 

• “Дело Отелло” (на идиш, 1922)
• “На обочине” (на английский, Eight Great Hebrew Short Novels; 1983 и испанский Ocho Obras Maestras de la Narrativa Hebrea; 1989)
• “Около” (на французский в 1989 и 1991)
• “В садах” (на русский, 1999)
• “Около” и другие рассказы” (на английский, 2005)

Гнесин увековечен в Израиле: в ряде городов есть улицы его имени.

Прочесть про не менее знаменитого брата Ури Нисана, Менахема Гнесина, можно в следующей статье:
Менахем Гнесин — актер и режиссер

Автор статьи — Екатерина Жилина

Материалы данного ресурса предназначены только для ознакомительного просмотра. Права в отношении любых фото- и видеоматериалов, а также текстов, представленных на сайте, принадлежат их законным правообладателям. При использовании материалов сайта ссылка на vialky.ru обязательна.